Что-то стряслось с будущим. Не так давно его было хоть отбавляй. В СССР,например,его нельзя было просто ждать. В него нужно было шагать,к нему надо было стремиться,его надо было приближать.. Недостаточно устремленных в будущее не брали. 

Желание прошлого прежде было музейным,а теперь стало насущным

Правительство Санкт-Петербурга

Нетерпеливо жаждавшим поскорее переустроить мир накоммунистический лад советским людям казалось,что будущее наплывает слишком медленно инадо бежать ему навстречу,ощущая ипреодолевая сопротивление. Полагалось приближать грядущее,нежалея себя,неслишком думать онастоящем иосебе нынешнем. Всё это должно было сгореть вгорниле блистающего будущего. Иэто должно было длиться вечно.

Публикация подготовлена медиапроектом «Страна имир— Sakharov Review» (телеграм проекта— «Страна имир»).

Пока некончилось,согласно bon mot Алексея Юрчака,аточнее,одного изего респондентов. Ощущение конца истории,навеянное завершением коммунистического проекта,было отнюдь невыдумкой Фрэнсиса Фукуямы,плохо-де понявшего Гегеля. Рухнула последняя догма,сделав ощутимой идоступной каждому тусвободу,впостижении которой Мировой Дух возвращался ксебе.

Какое прошлое выбрать

Однако четверть века спустя стала видна подспудная культурная перемена: посюсторону громких слов игромоздких историософских схем будущее поменяло знак. Утратилось общее убеждение,что «наши дети» ивообще будущие поколения будут жить лучшенас. Напротив,развеялись последние сомнения втом,что ихмир будет опаснее,грязнее исложнее нашего. Араз так,родители,тесамые,которым недавно было «ради детей ничего нежалко»,перестали сготовностью жертвовать воимя детей своим комфортом (carpe diem!),атевместо благодарности стали предъявлять предкам иски.

Этот сдвиг коснулся иЗапада,иВостока,иСевера,иЮга. Новстранах официального исторического оптимизма оноказался наиболее болезненным. Крах коммунистической утопии вызвал здесь,как ееназывают вбывшей ГДР,«остальгию»: раньше мызнали,ради чего преодолевали трудности,терпели дефицит,цензуру итупую партократию,врали другим исебе,доносили друг надруга,сидели зажелезным занавесом ивнутри госграницы. Теперьже,когда трудностей неубавилось,хотя они истали иными,ушла вера,что будущее когда-то окупит былые старания истрадания.

Разочарование впрогрессе придало прошлому шарм иуют. Мир был моложе,вкуснее ипонятнее,мыпонимали все аллюзии,мемы идевайсы. «Раньше было лучше»— это убеждение необошло ивеликих философов. Совсем прекрасно было,конечно,при досократиках,ноивнашем детстве-юности— тоже ничего. Потом мызабыли Бытие,изаэто бог нас оставил. Всё прошедшее философское столетие прошло под знаком этой новой,амнезической вины. Можноли тосковать позабытому? Как ностальгия уживается самнезией?

Недавняя (ноеще довоенная) притча болгарина Георгия Господинова «Времеубежище» придала забвению одновременно физиологический иполитический смысл. Сростом продолжительности жизни старческая деменция иамнезия настигает всё большее число людей: раньше просто мало кому выпадала удача дожить доамнезии. Психиатр-геронтолог доктор Гаустин (нехитрая анаграмма отАвгустина— классика,если неосновоположника,философии времени) обнаруживает,что многие его гериатрические больные оживают ирасцветают винтерьерах,воспроизводящих обстановку ихмолодости: модная пластиковая мебель,Элвис или «Битлы» насорокопятках,пара газет самериканцами наЛуне— ивот уже воскресают нейроны изагораются глаза.

Гаустин обустраивает всвоей цюрихской клинике палаты,вкоторых закапсулировано тоили иное десятилетие. Эксперимент снискал ошеломительный международный успех,ивремеубежища открываются вразных странах,везде сучетом местной специфики. Наконец,идея вырывается изстен психбольниц для престарелых наполитическую арену: притча перерастает вфантасмагорию.

Вразных странах граждане начинают посредством референдумов решать,вкаком периоде прошлого следует впредь жить ихстране. Схлестываются «партия 1970-х» с«партией 1950-х»,законную конкуренцию местами заносит вгрязную,суетятся политтехнологи,предвыборные опросы предсказывают шансы тоодной,тодругой,атовдруг третьей партии,делаются ставки. Десятилетия наделяются лицом,становятся подлинными кандидатами. Кажется,что Господинов списал эту идею снедавних российских споров отом,хорошим или дурным парнем были девяностые. Нонет,роман воригинале вышел еще в2020 году.

«Времеубежище» Господинова провоцирует идругие странные временные метаморфозы. Так,летом этого года (роман Господинова япрочитал только всентябре) я сказал: «УРоссии,как мне кажется,особое— странное,неловкое— отношение квремени. Все публичные исторические дискуссии здесь обязательно имеют обертон: вкакуюбы эпоху нам вернуться? Как еслибы уроссиян была такая специальная коллективная машинка времени икак еслибы заминка была только затем,чтобы договориться,вкакой именно золотой век прошлого (или,наоборот,будущего,„вкоммунизм,минуя капитализм“) мыхотим перепрыгнуть».

Теперь мне кажется,что эта фраза могла прийти вголову только попрочтении Господинова.

Собственная философия времени

Став фактом прошлого,событие покрывается респектабельной патиной,теряет свой взрывной инепредсказуемый характер. Прошлые десятилетия хороши уже тем,что ничего неотчебучат. Даже катастрофы прошлого кажутся нетакими страшными при взгляде наних избудущего; даже зловещее 1сентября 1939 года,вкотором травматически застряли наши герои,писатель Господинов иего собеседник иальтер-эго,философствующий психиатр Гаустин,даже 6-е августа 1945-го,даже 11-е сентября 2001… Постфактум всё равно выясняется,что мир непогиб,авыстоял.

Ноудастсяли ему так легко отделаться вследующей катастрофе? Необернетсяли индукция иллюзией выжившего?

Юго-восточно-европейское происхождение автора обязывает кспецифическому меланхолическому трагикомизму. Вболгарском филиале Гаустиновой клиники некоего пациента-амнезика навещает его давний кагебешный куратор,скоторым они вконце концов образуют симбиотическую пару. Пациент рад приоткрыть окно взабытую молодость,ведь друзья исовременники,кто неумер,тоже всё позабыли. Кагебешникже доволен,что ивотставке пригодился: оноказался единственным носителем памяти,выветрившейся уего когдатошнего объекта надзора.

Проблема только втом,что этой единственной сохранившейся памяти полагалось быть тотальной,что привело лишь кчудовищным лакунам: отсоглядатая ускользнуло,собственно,всё существенное,аего объект-амнезик,отчаявшись сего помощью вернуть утраченное время,вынужден расспрашивать его оцвете ифасоне рубашек,которые тогда носил. О,это пожалуйста,обэтом вархивах КГБ имеется полная информация.

Для философии память куда более удобная тема,чем забвение; здесь сказывается теологическая подоплека,вкоторой память предстает благом,азабвение— злом,следствием первородного греха. Тем примечательнее внимание,уделенное забвению Марией Степановой вкниге (встретившей,как ипозднее роман Господинова,широкий международный успех) спрограммным названием «Памяти памяти» (2017). Обе эти книги— книги-омуты: каждая заманивает читателя всвой водоем,атот невольно погружается вдругой,всвой водоворот,потому что текст приоткрывает дверь (иллюминатор) ивсобственное читательское прошлое,ивсобственную (личную,сказалбы Витгенштейн) философию времени.

Неудержусь отобширной цитаты моего любимого пассажа. Степанова приезжает слекцией вСаратов. Принимает ееместный культуртрегер иодновременно немножко краевед,обладатель копии справочника «Весь Саратов» за1908г.,где нашелся идед героини-рассказчицы. Узнав украеведа адрес,покоторому проживал дед,она направилась туда. «Дом было неузнать,хоть яиневидела его никогда» (много перестраивался,были прорезаны витрины ипр.). Зато двор! «Там всё было как надо идаже больше того. Никогда невиданный,никем неописанный двор моего прадеда безошибочно узнавался как тот самый,разночтений небыло никаких: инизкий палисадничек скустом золотых шаров,икривые стены,ихдерево икирпич,икакой-то,кажется,стул сосбитой перепонкой,стоявший узабора без особой причины,были свои,сразу стали мне родственники. Тут,говорили они,тебе сюда. […] Взять напамять было решительно нечего. Даиненадо было никаких сувениров— дотакой степени явспомнила под этими окнами всё,стаким чувством высокой,природной точности ядогадывалась отом,как тут унас было устроено,как жили здесь изачем уезжали. Двор меня,попросту говоря,обнял. […] Что-нибудь неделю спустя мне позвонил саратовский знакомый и,смущаясь,сказал,что перепутал адрес. Улица была та,номер дома другой,простите,Маша,мне страшно неловко. Иэто примерно всё,что язнаю опамяти».

Такая творческая,изобретательная память— обратная сторона «низовой» мемориальной политики,которая часто сводилась ксамостиранию: чем меньше тызаметен,тем больше шансов,что тебя забудут предать забвению,забудут стереть твой след,атоитебя самого. Еще изСтепановой: «Занятно,как подумаешь,что существенная часть усилий моих бабушек идедушек была направлена как раз нато,чтобы оставаться невидимыми. Достичь искомой неприметности,затеряться вдомашней тьме,продержаться встороне отбольшой истории сееэкстракрупными нарративами ипогрешностями вмиллионы человеческих жизней».

Синдром Советской энциклопедии

Космополит избалканской Восточной Европы Георгий Господинов непонаслышке знает оневозможности вспоминать то,что еще незавершено. Перестроечное открытие архивов,вал информации обистории СССР ознаменовали было тот факт,что страница перевернута. Пришла пора вспоминать,потому что это ушло висторию. Спутинскойже Россией стало очевидным,что вспоминать еще рано,поскольку сталинизм— это никакая неистория,алипкое,навязчивое настоящее.

Музей ГУЛАГа стал нецелесообразен,поскольку ГУЛАГ вовсю восстанавливают некак музей,авнатуральную величину: рано вынас музеифицируете,мыеще вас тут пересажаем,как посадили Юрия Дмитриева!

Путинская ностальгия посоветскому— это еще иностальгия посоветскойже мемориальной политике,состоявшей вбеспрестанном вымарывании ипереписывании истории всогласии сновейшей линией партии. Наш преподаватель новой иновейшей истории (наистфаке,где яуспел немного поучиться перед философским) так расхваливал достоинства радио: «Иду яоднажды утром назанятия,атут изрепродуктора состолба передают решения последнего пленума! Нуяподороге успел перестроить вголове лекцию».

Английский историк Питер Бёрк поставил такой политике диагноз «синдром Советской энциклопедии». Имелась ввиду ставшая знаменитой история,как в1954 году все подписчики БСЭ получили письмо,вкотором имбез объяснения причин предлагалось аккуратно вырезать из5-го тома страницы 21-24 ифотографию,вклеенную между страницами 22-23.

Заменить страницы,рассказывающие оЛаврентии Берия,«одном извиднейших руководителей ВКП (б) иСоветского государства» (ктому моменту арестованном ирасстрелянном) нужно было нарасширенные статьи оБеринговом проливе иофилософе XVIIвека Джордже Беркли (сегодня там моглабы красоваться статья осамом Питере Бёрке,увековечившем соответствующий «синдром»!). Поразительно,что «солипсиста имракобеса» Беркли сочли в1954 году менее опасным,чем Берию,еще недавно «верного ученика иближайшего соратника И.В.Сталина»!

Поиронии истории,Берклиев принцип «существовать— значит быть воспринимаемым или воспринимать» (esse est percipi aut percipere) прекрасно обосновывает вышеупомянутый синдром: реальность— это или тиранический субъект (вбольшей или меньшей степени лишивший субъектности всех подданных),или то,чтó онвоспринимает (мнит,чает,грезит).

Агрезит нынешний тиран (исамозванный историк) преимущественно опрошлом. Пусть Запад сего верой впрогресс подавится трудным будущим! Встране традиционного официального оптимизма теперь решили оптимистично смотреть— впрошлое! Еслибы тиран провел среди самого себя референдум,тоонявнобы выбрал времехранилище 1930-х годов. Поэтому идекоммунизация была отброшена как ошибка молодости еще вначале войны: трудно одновременно декоммунизировать иденацифицировать.

Зато всякие ростки социал-демократии были отменены впользу чистой диктатуры. Было решено небрать из1930-х энтузиазм ивосторженную веру вкоммунизм (искренние— они ведь самые опасные). Разумеется,выбросили игру для простофиль в«пятнадцать республик свободных». Изпрошлого взяли лишь чистый сталинизм. Ведь это уже после Сталина жизнь дала трещину,апри нем всё было хорошо.

Безуспешная мумификация настоящего

Недаром герои современного патриотико-ностальгического жанра par excellence,попаданцы,норовят проникнуть впрошлое,чтобы убить злочинцев— Хрущева,Горбачева,Ельцина— идать,наконец,России зажить счастливо (см. захватывающую статью Марии Галиной иИльи Кукулина об«альтернативной истории»). НевРоссию,авСССР рвались иные крымчане— тогда ведь иизИркутска,иизДаугавпилса,иизАшхабада ездили кним,аневовсякие там Турции сТаиландами. Нанаших глазах советская ностальгия принимает истерический характер: повально штампуются римейки советского кино… День сурка… Вечнозеленая ирония судьбы. Время,вперед… поКольцевой!

Впрочем,зачем вперед? Наавторство сверхвостребованного клича «время,назад!»,этого очевидного перевертыша названия романа Валентина Катаева «Время,вперед!» (1932),легшего воснову одноименного фильма Михаил Швейцера (1965) смузыкой Георгия Свиридова,могут претендовать,как минимум,переводчик Михаил Пчелинцев,писатели Александра Гардт и Александр Ласкин,Ольга Арефьева и«Ковчег»,группа «Сплин»…

Этой ностальгии импонирует политический консерватизм. Ноиего путинцы захватали иперетачали своими ручонками насвой лад: из(по-своему фундированной) антиреволюционной доктрины «естественного» развития консерватизм превратился вихисполнении просто в«назадническую» утопию сохранения статуса-кво (и,прежде всего,нынешнего тирана натроне) любой ценой инавечно.

«Если язаменю батарейку»… Аесли еепросто вытащить? Время ведь просто остановится? Ура! «Остановись,путинское мгновение! Потому что потом будет совсем ппц». Своей войной сбудущим путинские консерваторы загнали себя вполный тупик. Абсурдность исамоубийственность лозунга «Без Путина нет России» незаметна только самым тупым подхалимам. Тоестькак? Ведь пока недоказана божественная природа вождя,его «тело короля» подлежит смерти итлену,азначит,иРоссия тоже?

Очевидно,что России неудастся мумифицироваться нив1930-х,нив2010-х. Тяжелых разборок ссамой собой ейнеминовать. Если нет разборок,значит,будущее еще ненаступило иразборки по-прежнему впереди. Можно долго по-страусиному пялиться впрошлое,нокогда-то придется иразвернуться навстречу будущему,чембы оно нибыло чреватым. «Прекрасное далёко» окажется для России тем более жестоко,чем дольше она его будет отодвигать.

Одна надежда: люди продолжают любить. Адорно считал,что неможет быть правильной жизни внеправильной. Хм,ида,инет. Любовь неждет лучшей эпохи. Мызнали,что жили ватмосфере скуки ицензуры,нодругой молодости унас небыло,имылюбили,этого унас отнять немог никто — эта (назовем еекундеровской) нота сдержанным инепафосным лейтмотивом звучит иуГосподинова.

Вместо этой любви путинская геополитика предлагает чисто конвейерное,если неказарменное,наращивание человеческой биомассы: карать забездетность,зааборты,штамповать солдат,ишоб никакого разврата иразгула! Скоро бабы нарожают ностальгиков попутинской России. Как исовкодрочеры,они будут младенцами или вовсе еще неродятся вэпоху,которой суждено будет стать предметом ихисторического вожделения. Трудно придется только будущим попаданцам: злочинцы Немцов иНавальный итак убиты.

Всамом начале войны один искусствовед написал: «Будущего невернешь». Тут непоспоришь. Невернешь нибудущего,нипрошлого,укоторого это будущее было.

Ивсёже «любят люди».