Война меняет не только жизнь людей,но и культуру. Россияне не знают,что делать с чувством ужаса,вины и ответственности за то,что делает российское государство. Но прятаться от этих вопросов бессмысленно: на них все равно придется отвечать. 

Гастроли Театра Олега Табакова в оккупированном Севастополе

Телеграм-канал «Культурная волна»

Иагрессия против Украины,итотальные политические репрессии внутри России говорят отом,что российское государство превратилось воткровенно террористический режим. Это изменение оказывает огромное влияние накультуру вдвух аспектах.

Публикация подготовлена медиапроектом «Страна имир— Sakharov Review» (телеграм проекта— «Страна имир») наоснове интервью,которое взяла редактор YouTube-канала «Страна имир» Вера Рыклина.

Во-первых, оно привело кзначительному развитию различных движений лоялистов,поддерживающих власть. Икросту активностей,которые формально неявляются поддержкой нивойны,никремлевской администрации,нодействуют попринципу «кому война,кому мать родна». Например,есть целый ряд авторов иисполнителей,которые просто очень успешно приспосабливаются квкусам публики,даже без прямой идеологической подстройки под требования режима,ипользуются популярностью,так сказать,задвоих— изасебя,изаэмигрировавших конкурентов. Очевидный,нодалеко неединственный пример— группа «Пикник»,чей концерт 22марта в «Крокус сити холле» был атакован террористами,видимо,прежде всего потому,что нанем было очень много слушателей.

Во-вторых, сформировалась гораздо более активная,чем впрежние времена,русскоязычная культура сопротивления. Теперь она существует ивэмиграции,ивРоссии— новРоссии еедеятелям приходится ежеминутно опасаться репрессий,прибегать кумолчаниям иэзопову языку.

Болезненное расхождение культур

Конечно,война оказала огромное иочень тяжелое воздействие инаукраинскую культуру. Существует большое количество людей,которые пишут стихи овойне. Многие поэты иписатели физически участвуют взащите Украины отагрессии. Погиб замечательный украинский поэт Максим Кривцов. Поэт Сергей Жадан служит вВСУ,аэто натекущий момент один изкрупнейших поэтов нетолько Украины,ноиЕвропы.

Война произвела трансформацию имирового культурного ландшафта. Возник ландшафт новой холодной войны,который неявляется возвращением кпрежней холодной войне. Для нового разделения мира характерен,например,очень странный политический союз между Россией иКитаем,которого небыло впредыдущую холодную войну.

Близкое еще недавно культурное пространство Украины иРоссии очень быстро разрушается. История знает примеры распада очень близких культурных общностей. Взначительной части бывшей Югославии говорили наразных диалектах одного итогоже языка,который тогда назывался сербско-хорватским или хорватско-сербским; были унего идругие варианты названия. Теперь вкаждой изстран бывшей Югославии этот язык называется по-разному,вСербии— сербским,вХорватии— хорватским,вЧерногории— черногорским,внаселенных боснийцами районах Боснии иГерцеговина— боснийским. Слингвистической точки зрения,это диалекты одного языка. Ноони все больше отдаляются друг отдруга,идет процесс строительства отдельных языков,втом числе засчет неологизмов. Но,конечно,следует помнить,что сербы,хорваты,черногорцы ибоснийцы— это разные народы,сразным самосознанием,разделенные религиозными различиями,несмотря насходство языков.

Второй пример хорошо описан историком итеоретиком культуры Александром Эткиндом. Когда США воевали занезависимость,ихкультура была достаточно близка ккультуре Великобритании. ВСША началось интенсивное осмысление того,чем американцы отличаются отбританцев. Уамериканцев было тогда множество культурных связей сВеликобританией,носостороны американцев шло сознательное создание культурных различий. Американцы должны были объяснить себе,чем они отличаются отангличан.

Украинский ирусский— это два разных языка. Номежду двумя странами было довольно много культурных сходств. Сегодня ситуация посвоей болезненности напоминает то,что было вЮгославии. Там этот процесс проходил очень тяжело,иондосих пор продолжается.

Последствия войны для культуры трагичны— нестолько из-за этого расхождения между культурами,сколько из-за того,что агрессия направлена втом числе ипротив украинского культурного наследия. Российские войска обстреливают церкви,вывозят экспонаты измузеев.

Ноэто неконец сосуществования культур. Мыживем винформационно связанном мире. Большое количество людей вУкраине нехотят общаться нискем изРоссии,втом числе исэмигрировавшими оттуда. Ноесть ите,кто продолжают,несмотря навойну,культурный диалог соппозиционно настроенными эмигрантами— яочень благодарен участникам этого диалога,потому что когда онидет,сегодня это всегда возможно только как чудо. Весь этот диалог идет нафоне войны ипро войну. Это понятно изакономерно. Нотак,думаю,будет невсегда.

Литература как способ осмысления

Русскоязычная культура сопротивления наиболее явно проявляет себя впоэзии. Она своим историческим ходом развития лучше,чем проза или драматургия,приспособлена ктому,чтобы отвечать навопрос «кто я?». Этот вопрос заново задают себе ите,кто сейчас находятся вРоссии,нопорвали внутренние связи скремлевским режимом иРусской православной церковью,ите,кто эмигрировали ипорвали нетолько внутренние связи,инаходятся теперь набольшом расстоянии отРоссии.

Другой очень важный вопрос: «Отношусьли яккакому-нибудь „мы“?» «Естьли какое-то „мы“,частью которого ямогбы себя сейчас считать?» Традиционно именно поэты ищут ответы наэти вопросы. Имнужно писать стихи иобъяснять это себе идругим,проговаривать это спомощью стихов.

Нопродолжается развитие нетолько поэзии. Янезнаю,насколько сильно реагирует проза: многие романы неговорят опроисходящем напрямую. Ноесть другие жанры,дневниковая проза – «Дневник конца света» Натальи Ключаревой. Есть несколько очень ярких драматургических работ,представленных нанедавних фестивалях заграницей.

Литература помогает понять,что происходит слюдьми,икак обэтом дальше думать иговорить. Это очень тяжелый вопрос: сейчас,как мызнаем изисследований Лаборатории публичной социологии,огромное количество людей вРоссии изо всех сил закрываются отпроисходящего,стараются присоединяться кгосподствующему дискурсу. Недля того,чтобы понравиться начальству или социологам,ачтобы найти способ защититься отчувств ужаса ивины.

Люди просто незнают,как работать сэтими чувствами. Новедь сэтим все равно придется разбираться: стем,что творила итворит вУкраине российская армия. Стем,как обращались наоккупированных территориях сгражданскими людьми иукраинскими пленными. Стем,что сейчас делается синакомыслящими повсей России.

Рано или поздно обязательно настанет момент,сложится ситуация (возможно,несразу,апостепенно,как это было вГермании после Второй мировой войны),когда отэтой информация уже нельзя будет отвернуться. Икак сэтим жить? Это очень тяжелый вопрос. Мне кажется,это вопрос даже более тяжелый,чем вопрос про ответственность России как государства.

Разговор об ответственности и освобождении

Тема ответственности приживается нароссийской почве весьма тяжело. Замечательный поэт,историк,политический аналитик,эссеист Станислав Львовский написал очень глубокий текст наэту тему. Слово «ответственность» врусском языке слишком размыто. Ванглийском,который испытал влияние римского права,есть обозначения разных видов ответственности,ихнадо различать. Есть ответственность преступников— людей,которые отдавали преступные приказы,итех,кто соглашался имповиноваться.

Есть ответственность людей,которые невиноваты,ночувствуют свою связь сроссийским обществом. Это ответственность несудебного,анравственного характера. Нопринятие ответственности внашей культуре очень плохо проработано. Для многих принятие ответственности ассоциируется скем-то вроде Сонечки,которая требовала раскаяния отРодиона Раскольникова в«Преступлении инаказании»: »Поди сейчас,сиюже минуту,стань наперекрестке,поклонись,поцелуй сначала землю,которую тыосквернил,апотом поклонись всему свету,навсе четыре стороны…» Ноядумаю,что это намного более тонкий вопрос. Его проработка встречается вдуховной литературе авраамических традиций.

Есть «Письма Баламута» Клайва Льюиса,книга,вкоторой бес всвоем письме кплемяннику,который работает искусителем,говорит: «Пусть эта свинка поваляется всвоем раскаянии. Если унего есть ктому склонность,пусть напишет онем книгу» (пер. сангл. Натальи Трауберг). Главное для искусителей— чтобы раскаяние неперешло вдействие. Таких объяснений нарусском языке очень нехватает: нет концептуального аппарата.

Есть люди,которые стремились сделать все,чтобы небыло войны ипотом полномасштабного вторжения. Они могут считать себя ответственными запроисходящее: они сделали все,что могли,ноэто все равно случилось. Это все разные душевные состояния. Как оних говорить? Исторические прецеденты здесь неработают,инам еще только предстоит научиться про это думать.

Исторический прецедент предполагает,что мыберем насебя ответственность точно также,как впредыдущийраз. Новот это «как впредыдущий раз» неработает. Уодного немецкого поэта было замечательное стихотворение про средний день западногерманского образованного буржуа или благополучного интеллектуала. «Встречаю наулице:— Привет! —Привет! —Явиноват! —Как,итытоже?»

Вот это «Явиноват,итытоже» показывает,что признание вины может быть автоматизированным ибессмысленным. Именно поэтому невозможно опираться наисторические прецеденты: тогда возникает риск автоматизации.

Автоматизированное признание собственной вины непомогает,поскольку неведет косвобождению. Вфинале часто цитируемой впоследние два года пьесы Евгения Шварца «Дракон» Ланцелот говорит,что каждому предстоит убить всебе дракона. Убить дракона— значит освободиться. Дело нетолько втом,чтобы принять насебя вину затот ужас,который обрушился наУкраину инамногих людей вРоссии (хотя вРоссии этот ужас обрушился совсем по-другому).

Предстоит освободиться отстокгольмского синдрома,отсолидарности сэтим режимом,отощущения того,что человек существует лишь постольку,поскольку существует государство. «Нет Путина— нет России»— заэтим лозунгом стоит очень страшная манипуляция. Это выражение крайне тяжелого иглубокого комплекса,который необходимо будет преодолеть. Дело нелично вПутине,аименно вощущении своей полной зависимости отгосударства инеобходимости быть бесконечно ему благодарным.

Эти два процесса— принятие ответственности иосвобождение— насамом деле один итотже процесс. Уфранцузского эссеиста Паскаля Брюкнера (онсильно правый,имногие мои французские друзья его нелюбят) есть очень важная для меня книга,заставившая омногом задуматься: «Тирания покаяния». Онпоказывает,как губительно «автоматическое покаяние»,его превращение вритуал. Принятие ответственности важнее,чем покаяние.

Ища истоки ипричины происходящего,многие размышляют ороссийских 1990-х. Недавно яписал отом,почему это происходит. Для молодых политических активистов,для эмигрантской части ФБК очень важен поколенческий аспект. Имхотелось размежеваться слюдьми,которые пришли из1990-х,как Михаил Ходорковский. Другим участникам этой дискуссии важно разобраться сгенеалогией нынешнего режима. Опыт 1990-х годов уразных людей чрезвычайно разный. Одни обогатились,для других это было временем возможностей,третьи все потеряли.

Возможности и опасности

Нопоиск неочевидных виноватых неконструктивен. Мызнаем,кто виноват внынешней войне. Это нетолько Путин,ноимногие другие члены российской политической элиты. Мызнаем,кто возглавляет российские административные органы. Довольно хорошо известно,кто занимается эксплуатацией оккупированной территории Украины. Известны имена судей,обслуживающих политические процессы.

Вкакой степени люди,которые невыполняют преступных приказов,ноживут,как будто войны нет,могут или должны считать себя ответственными запроисходящее— вопрос очень сложный инеимеющий универсального ответа. Онтребует нюансированного рассмотрения вразных случаях.

Был такой поэт Валентин Соколов,большую часть жизни онотсидел влагерях. Онподписывал свои стихи Валентин Зэка. Однажды вкакой-то диссидентской тусовке,где присутствовал Соколов,некий молодой человек гордо сказал: «Янеимею никаких дел сэтим государством». Соколов его спросил: «Тывмагазин ходишь?»

Конечно,нестоит ходить втеатры,откровенно обслуживающие нынешний режим. Носовсем избежать контактов сгосударством,находясь встране,невозможно. Поэтому янемогу бросить камень влюдей,которые хотят проводить время вкругу себе подобных. Вместе думать над тем,что происходит собществом ислюдьми.

Мне кажется важным,что вРоссии люди продолжают устраивать литературные вечера. Чтение хороших стихов или прозы всовременной России,возможно,важнее,чем гдебы тонибылоеще. Ноучастие вмероприятиях премии «Большая книга»,которая включает всвой шорт-лист трех людей,открыто поддерживающих войну,представляется мне нормализацией зла.

Самая большая опасность— это разделение людей науехавших иоставшихся. Есть близкое кгениальности эссе философа Кеннана Малика «Богохульство именяющаяся природа сакрального». Там Малик высказал мысль,что мысоздаем мнение очужих сообществах наосновании действий ивысказываний людей,которые присваивают себе право говорить отимени этих сообществ. Мыпредставляем себе мусульман полюдям,которые устраивают теракты против карикатур напророка Мухаммеда,опубликованных вдатской газете.

Подобная история происходит с«уехавшими иоставшимся». Есть люди,которые стараются говорить отлица всех оставшихся. Есть ошибочное представление обуехавших как олюдях,которые сидят уморя вшезлонге,авовсе невкалывают втри горба или находятся между трех стран без паспорта ибез понимания,куда дальше ехать. Ошибочно ипредставление об«оставшихся» как олюдях,которые просто пользуются открывшимися перед ними возможностями. Внашей власти стремиться недопускать таких генерализаций.